Бедный Павел!
Он снят по роману Дмитрия Мережковского, написанному за сто лет до этого.
Роман я не читал. Есть ли в нем обьяснение, почему Павел бедный?
А пока нашел, что Павла Петровича назвал бедным Петр Первый:
Подтверждаю это собственным рассказом его о видении ему Петра Первого наяву (1773–1781 г.). А рассказывал он это в Брюсселе баронессе Оберкирх 10 июля 1782 года, которая, записав рассказ его, прибавила, что Павел Петрович был искренно глубоко убежден в действительности представившегося ему видения!
– Однажды вечером, – рассказывал цесаревич, – или, пожалуй, уже ночью, при лунном освещении, я с Куракиным и двумя слугами шел по петербургским улицам. Погода была нехолодная. Разговор наш шел не о религии и не о чем-либо серьезном, а напротив, Куракин сыпал шутки на счет встречных прохожих. Немного впереди меня шел слуга, другой шел сзади Куракина, который следовал за мною в нескольких шагах позади. Лунный свет был так ярок, что можно было читать, и следовательно тени были очень густы. При повороте в одну улицу я вдруг увидел в глубине подъезда высокую худощавую фигуру, завернутую в плащ вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза, шляпе. Он будто ждал кого-то. Только что я миновал его, он вышел и пошел подле меня с левой стороны, не говоря ни слова. Я не мог разглядеть ни одной черты лица его. Мне казалось, что ноги его, ступая на плиты тротуара, производили странный звук, точно будто камень ударялся о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я ощутил ледяной холод в моем левом боку, со стороны незнакомца. Я вздрогнул и, обратясь к Куракину, сказал:
– Судьба послала нам странного спутника.
– Какого спутника? – спросил Куракин.
– Господина, идущего у меня слева, которого, кажется, можно заметить уже по шуму, им производимому.
Куракин в изумлении раскрыл глаза и возразил, что у меня с левой стороны никого нет.
– Как? Ты не видишь этого человека между мною и домовою стеною.
– Вы идете подле самой стены, и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и ею.
Я протянул руку и ощупал камень. Но все-таки незнакомец был тут и шел со мною шаг в шаг; и звуки его шагов, как удары молота, раздавались по тротуару. Я посмотрел на него внимательнее прежнего, и под шляпой его блеснули такие зоркие глаза, каких я не видал никогда ни прежде, ни после. Они смотрели прямо на меня и производили во мне какое-то чарующее действие.
– Ах, – сказал я Куракину, – я не могу передать тебе, что я чувствую, но только во мне происходит что-то особенное.
Я дрожал не от страха, но от холода. Я чувствовал, как что-то особенное проницало мои члены, и мне казалось, что кровь замерзла в моих жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос:
– Павел!
Я был во власти какой-то неведомой силы и машинально ответил:
– Что вам нужно?
– Павел! – сказал опять голос, в этот раз как-то сочувственно, но еще с большею грустью. Я не мог сказать ни слова. Голос снова назвал меня по имени, и незнакомец остановился. Я чувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать тоже.
– Павел! Бедный Павел! Бедный князь!
Я обратился к Куракину, который также остановился.
– Слышишь? – спросил я его.
– Ничего не слышу, – отвечал он, – решительно ничего.
Что касается до меня, то сей голос и до сих пор еще раздается в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою и спросил незнакомца, кто он, и что ему нужно.
– Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты недолго останешься в нем. Живи по законам справедливости и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести; для благородной души нет более чувствительного наказания.
Он пошел снова, глядя на . И если я прежде остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал необходимость пойти потому только, что пошел он. Он не говорил, и я не чувствовал особенного желания обратиться к нему с речью. Я шел за ним потому, что он теперь направлял меня. Это продолжалось более часа. Где мы шли, я не знал.
Наконец, мы пришли к большой площади между мостом через Неву и зданием сената183. Он пошел прямо к одному, как бы заранее намеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому; я, конечно, следовал за ним и затем остановился.
– Прощай Павел, – сказал он, – ты еще увидишь меня опять здесь и кой-где еще.
При этом шляпа его поднялась, как бы сама собою, и глазам моим представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было предо мною.
Еп. Порфирий Успенский
https://azbyka.ru/otechnik/Porfirij_Uspenskij/kniga-bytija-moego-dnevniki-i-avtobiograficheskie-zapiski-tom-4-c-18-marta-1850-po-3-aprelja-1853-g/3
