Что значит большой писатель — даже уходя, Алексей Слаповский сотворил сюжет высокого класса. Мне сейчас кажется, что он понимал: судьба подарила ему всего лишь отсрочку от исполнения «отрицательного прогноза» врачей. И нужно было успеть высказаться. Что он и сделал, написав в паузе между двумя реанимациями два небольших, но очень важных текста.
***
УДУШЬЕ
Хирург-реаниматор резал и рычал: дыши, сука, дыши! Просьбы в этом было больше, чем приказа. На приказ я строптив, а на просьбу всегда отзывчив. И задышал.
Скальпель — шанцевый инструмент; можно закопать, а можно и откопать. Он откопал. Шанцевый шанс.
Неделю нельзя было читать, смотреть, звонить. Только дышать и думать.
Я дышал и думал. Вернее сказать, задыхался и думал.
Все в жизни человека метафорично. Это удушье — тоже метафора. Метафора того, как я жил (и многие жили) последний год. Да и все эти годы вообще.
Времена любят называть себя. Или подставляться под названия, как лошади под хомут. Оттепель. Застой. Перестройка. Лихие девяностые.
Нулевые, десятые и двадцатые как только ни называли, я тоже пытался подобрать им имя, но все не так, неточно, не склеивалось.
И вот жизнь натолкнула: да удушье же.
…
Да, удушье.
С самого начала.
Сразу же задохнулись «Курском».
Потом — «Норд-Ост». Задушили в спасительных объятьях. Обозначилась тенденция: своих не бросаем. Освободим даже ценой их жизни. Как и сейчас. Разрушим, обездолим, обескровим, но освободим. Потом спасибо скажете. Кто выживет.
Ширилось и оптом, и в розницу. Мельдонии, полонии, новички. Или просто — пальчиками. Вручную. Прикрутили кран — нет телеканала. Закрыли вентиль — нет газеты. Поставили заглушку — нет одной общественной организации, другой… А потом понеслось бурным потоком. Шариковы, проживая в пятикомнатных (а то и пятиэтажных) апартаментах, выходили на трибуны и хвастались, как они «душили-душили, душили-душили» — и предлагали новые душительские инициативы. Принималось с восторгом. А профессоры Преображенские в своих хрущевках ехидно и бессильно шипели про разруху в головах.
…
Неприятности жизни отвлекают от неприятностей мыслей. Санитарка-разносчица злится:
— Чего харю воротите? Откажетесь — через жопу кормить будут!
Другая санитарка:
— Подыми жопу-то, дай подгузник подсунуть!
Любимое слово. Советский анекдот: «Мы научились удалять гланды через жопу». — «Зачем?» — «А у нас все через жопу делается!»
Меж тем, если сравнить с советскими больницами — земля и небо. Простынки белые. Кровати-трансформеры. Те же подгузники. Куча приборов, хитроумные препараты. Да и еда сносная. А вот нянечки, сестры и врачи — те же. Грубоваты, а то и хамоваты. Но дело знают. Условия меняются быстрее, чем люди.
Говорю с молоденькой врачихой: непонятная у вас система, кто мой врач? Мелькают все…
— Кто зайдёт, тот и ваш.
— Неудобно.
— Нормально. Мы привыкли.
Второе любимое слово русской жизни: привыкли.
Страшно огорчу национал-писателя Прилепина, который уверяет, что население только и дышит вестями с фронтов, горя тайным энтузиазмом. Ни персонал, ни больные не обсуждают боевые действия. Я и раньше слышал что-то только от тех, кого лично касалось. Для остальных — не тема. Естественно, имеются в виду обычные люди, не сетевики и блогеры. Не тема. Это, конечно, грустный симптом вялости общества. Но для Прилепина и иже он не просто грустен, он смертельно опасен.
Не обсуждают ещё потому, что — побаиваются. Скорее по генетической привычке.
«Не умом заробел Иван Артемич, заробел поротой задницей». А. Н. Толстой.
…
Продолжим.
Масштабный план удушения сработал. Это не сказка про лягушку, которая постепенно сварилась. Тут процесс сложнее: не убить лягушку, не перекрыть совсем воздух, а — заменить. Чем-то с привкусом серы и ладана.
Они первые попробовали эту веселящую смесь. И подсели на неё. Когда вы видите министров и прочих госдеятелей, которые когда-то считались здравыми, неглупыми людьми, и которые сейчас с безумными глазами несут безумную пургу, знайте — они под газом. Да ещё и сами придушивают себя: изысканный способ получения необычных сексуальных ощущений.
Они ловят кайф от удушья и не понимают, почему этого кайфа не хотят другие.
Некоторые выкрутились, стали двоякодышащими — и так могут, и так. Есть и полностью отрастившие себе жабры, как уже упомянутый Прилепин, русский ихтиандр, хлопотливо плещущий хвостом у подводного града Китежа и зазывающий туда всех. Это дивный град, там в соседних теремах живут Сталин и Иван Грозный, а на водорослевых плантациях русалки-пролетарки выдают тройную норму дОбычи ламинарии, писатели же, инженеры человеческих душ, бредешком тащат плотву стишков о Беломор-канале, окуньков острых фельетонов на тему недостаточного улучшения того, что может быть улучшено, а вон виден и здоровущий сом производственной эпопеи. В двух сомах.
Зря смеётесь. Самый простой способ лишить дыхания — утопить. В святом месте, естественно. Это для вас все кажется бредом, для них же град Китеж реален, он — спасенье мира, где обретут счастье и украинец (независимо от его воли), и друг степей калмык, причём в некоем «православном многоконфессиональном единстве». Это не моя формулировка, мне такого вовек не выдумать.
…
Не дают телефона и планшета. Ломка: привычка читать. Умоляю найти любые книги. За три дня во всем корпусе отыскалось две: «Клатбище домашних жывотных» Кинга и «Генерал Ермолов» О. Михайлова.
Кинг не мой писатель. Он очень умелый, он здорово придумывает, но все именно придуманно, надуманно: герои, их поступки и мысли. В хорошей прозе персонаж рождает и ведёт сюжет, если наоборот, то это жанровая беллетристика, это скучно: я рано обо всем догадываюсь.
«Генерал Ермолов» прекрасен. Надо уметь накропать 500 страниц, где события уныло чередуются в стилистике «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert», где нет ни одной живой сцены, и единственное, что выделяется: пару раз подчёркивается сугубое русофильство Ермолова. Вот небось гордился и хвастался Олег Михайлов, как ловко протащил он патриотическую идею (в 1982 году). А в целом — вспомнившееся ощущение все той же задвижки, крантика, дозатора, этот образ осенял всю советскую литературу. Словно каждой книге выделяли по разнарядке энное количество кислорода правды (а то и сам автор себе выделял), и писатели бодяжили, как умели.
И у многих получалось очень хорошо, но все равно это было унизительно. Шепотом, кривым ртом…
Впрочем, это входило в стоимость — непременное унижение. Стать официальным советским писателем было невозможно без ряда инициаций, доказывающих умение кандидата врать и исполнять ритуалы. И никакие они были в десятитысячной своей массе не инженеры никаких ни душ, это был чисто масонский орден, дающий, как и все советские масонские ложи, определенные льготы и преимущества.
…
Нынешние душители оказались самыми умелыми, тем разительней их просчёт. Он очевиден: для
решающего сражения готовили покорный, ко всему привычный, полузадушенный народ, и подготовили, и тут выяснилось, что полузадушенные — не вояки.
Тупик.
…
Когда я пришёл в себя, узнал много интересного. Оказывается, друг мой Лёша Рудаков не снимал руку с пульса телефона, звонил всем, кому мог, дозвонился до врача, который в ту ночь меня откачивал, спросил, какой прогноз, врач жестко ответил:
— Отрицательный.
— Это что значит?
— То и значит!
К счастью, он ошибся.
А потом подключились многие другие с желанием помочь, я всем очень благодарен. И даже какой-то неведомый мне телевизионный чиновник вмешался и посодействовал.
Мораль: вот ты либерал, а к тебе как к человеку?!
Нет. Мораль вот какая. Люди любят быть добрыми. Им это нравится. Это приятно, это вызывает уважение к себе.
Теперь следите за мыслью. Советский социализм был обречён, потому что чувства недобрые он в людях пробуждал. Партийные, классовые, карьерные, стукаческие, шкурные и т.п. Все находились в состоянии бдительности и боевой готовности, лицемерие стало основным социальным протоколом. В сущности, холодная гражданская война никогда не прекращалась. Товарищи Ленин и Сталин истинные родоначальники: оба умели и обожали ссорить, стравливать, сталкивать, интриговать, науськивать друг на друга, инициировать кровавые разборки, часто с издевательской выдумкой.
Да, были и порыв, и энтузиазм, и творчество — знаете, почему? Да потому что человек при любом строе хочет творить. Он так задуман природой.
И он любит быть добрым.
Когда он знает или верит, что делает что-то доброе, он свернёт горы, возьмёт Берлин и полетит в космос.
Когда сомневается — халтурит, жульничает и врет. Саботирует. Увиливает. И вашим отравленным серно-ладанным воздухом дышит осторожно, в пол глотка.
Поэтому вы проиграли. То, что вы задумали, невозможно без добровольного массового участия. А его нет и не будет.
Люди если не знают, то догадываются: формула чистого нормального воздуха одна на всей земле. Реальный состав разный, но такого, чтобы он до такой-то границы был один, а после другой — не бывает. Нет купола ни над одной страной.
Люди не хотят дышать вашим большевистско-имперским кровавым суслом — пробовали, чуть ни задохнулись. Они не верят вам уже потому, что вы до сих пор не объяснили толково ни задач, ни целей, ни пользы, потому что у самих в голове дичь и каша, донный Китеж, миф.
Вы проиграли. Вопрос лишь в том, скольких ещё успеете придушить и насколько безвозвратно сумеете испортить воздух. Страшный вопрос.
21 декабря 2022 года
ПЛАТОН МНЕ ДРУГ, НО… ДА НЕ ДРУГ ОН МНЕ!
Сюжет такой: в марте прошлого года я разругался с человеком, которого знаю 44 года. Постоянно общались, когда-то выпивали и говорили о книгах, потом говорили о книгах без выпивки, потом я уехал, но связи не теряли.
И вот — разругались. Вдрызг. Потому что: «Я русский человек, и, что бы ни сделала моя страна, я буду на ее стороне, пусть даже она ошибается, — сказал он. — Это моя позиция. Могу я оставаться при своём мнении?»
«Можешь», — сказал я, и он остался при своём мнении, с тех пор мы не общались.
Вчера он позвонил поздравить с наступившим. И я его. Ну — друг все-таки. И он говорил о том же: ты мой друг, я тебя люблю, хотя наши позиции противоположные. Может, сказал он, я в этих вопросах такой упёртый и тупой, но вот такой я, принимай как есть.
Да, да, бормотал я, чувствуя какую-то душевную изжогу. И понял, откуда она, и сказал:
«Знаешь, я тут целый год думал и понял: не друзья мы теперь. Я помню, ты говорил о праве на мнение. Но это не мнение, это суть твоя. Это — ты. Это отношение к происходящему такое, какое и у моих коренных врагов. И не льсти себе, не обманывай себя: ты не упёртый и тупой. Ты сознательный сторонник беззакония, позора, подлости, которые, между прочим, в первую очередь вредят твоей любимой Родине. Короче, будь счастлив, если сможешь, и иди на…»
Понимаете, одно дело — родственники. Там кровь, ты им не судья, как бы ни относился к их отношениям с реальностью. А тут — дело наживное. Было - сплыло. Горько мне от этого?
Не очень. У меня, наоборот, ощущение, что я расстался с человеком, который для меня — чужой.
Но, если совсем честно. Если совсем честно, то мне ведь никогда не нравились его обывательская косность, удивительная для человека с высшим гуманитарным образованием, морализаторство, увлечение славянофильством на грани шовинизма, его бытовой антисемитизм, который и в вчера проявился: «Какой-то еврейчик у них правит на потребу американцам!»
То есть, если не врать, я раньше — врал. Я закрывал на все это глаза. Друг же ведь, 44 года…
А теперь перестал закрывать, вот и все.
Ничего не возникает ниоткуда. Я много раз читал и слышал: какой был человек, что с ним случилось?! Вглядитесь и поймёте: он такой и был.
***
ГОВОРИЛ С ПАТРИОТОМ,
вернее, искренне считающим себя таковым, который в защиту Путина (и, следовательно, всей системы), привёл убойный аргумент: Путин вернул России международный авторитет, заставил с ней считаться. Авторитет? - заорал я.
Назови мне хоть одну страну, где женщина-журналистка сжигает себя после обыска у здания областного МВД, а МВД тут же заявляет, что нет никаких оснований считать его действия причиной гибели.
Хоть одну страну, где 64-летнего человека судят уже несколько дет и никак не могут доказать вину, но требуют 13 лет тюрьмы.
Хоть одну страну, где травят политика, и это явно уголовка, кто бы ни был виновен, но власть не разрешает даже завести дело.
Хоть одну страну, где чиновник уровня американского губернатора заявляет о праве и возможности «грамотно» убить любого, и не летит после этого вверх тормашками с губернаторского кресла.
Хоть одну страну, где ловят крупно заворовавшегося сына другого губернатора, и это даже не считается новостью, ибо только что поймали на взяточничестве крупного клерка, а перед этим замминистра, а в тот же день бывшего судью.
И это, орал я, реестр не за год и не за месяц, за считанные последние дни!
Этих позорных новостей какой-нибудь прогнившей Германии или ещё больше прогнившей Франции хватило бы на год, а мы каждый день, слышишь меня, каждый день, как в болоте, купаемся в событиях, свидетельствующих о моральной деградации системы, общества, а следовательно, и страны.
И ты мне - про возвращение авторитета?
- Идёт война, - ответил он с уверенной усмешкой, напомнившей соловьевский ернический оскал, - Это неизбежные издержки.
Издержки, дошло до вас, либерасты?
Война у всех, а издержки у нас.
Война у всех, а люди гибнут у нас.
Война везде, но только у нас собственные, родные оккупанты грабят страну так, что у врагов руки опускаются: им тут нечего делать, сами справляются.
Издержки, блять.
Я знаю одно: если нынешнюю власть отпустят на покой без суда и следствия, все опять повторится.
И это не издержки, а ежедневное преступление против собственного народа.
