По бездумно самоуверенной версии патриарха Кирилла Бог и святые всегда должны помогать той армии, в интересах которой коммисарит сам патриарх.
Но в истории русского православия есть другие рассказы.
В Николо-Гостунском храме на горе Гостуни в Белевском уезде, на Оке, сохранилась доска с записью рассказа о том как св. Николай наказал сына св. Дмитрия Донского, великого князя московского Василия Темного за нарушение мирного договора с ханом Махметом.
Хан, поселясь в Белеве, заключил с Василием Темным договор, чтобы им жить мирно и не изменять друг другу. В поруки избран был ими святитель Николай.
«Боже рускии, слышахъ о тебе, яко милостивъ еси и праведенъ; не на лица зриши человекомъ, но и правды сердца ихъ испытуеши. Вижь ныне скорбь и беду мою, и помози ми, и буди намъ истинны судя, и суди въ правду межу мною и великимъ княземъ» (Это не с Гостунской Доски; это Казанский летописец; ПСРЛ. Т. 19. Стб. 17, 217).
Обращаясь к Василию II, Улу-Мухаммед заявляет, что если он (хан) нарушит договор, то «будетъ богъ твои убиетъ мя», то есть договор был составлен так, что за его нарушение предусматривалась кара «русского бога».
Но московский князь, вопреки условию и клятве, внезапно напал на Махмета с тем, чтобы выгнать его из Белева. Это не было эпизодом освобождения от «ига». Это был эпизод в борьбе с Литвой.
Просчетом московских князей и воевод было нападение на хана Улу-Мухаммеда на Николины святки (4—5 декабря), прямо накануне большого зимнего праздника Николая Мирликийского (6 декабря).
Хан обращается к св. иконе Николая Чудотворца и говорит ему, как бы живому:
«Муж праведный и святый, ты ведь был порукою нашему договору и нашим клятвам! Видишь сам мою правду, так будь же мне защитником и помощником».
Крепкое верование магометанина в поручительство Николая Чудотворца за мирный договор оправдалось на самом деле. Против малочисленной татарской рати не устояло многочисленное полчище москвичей и обратилось в бегство
«Многое же множество избьено руси бысть яко единому агарянину десяти или того выше одолети, князи же и воеводы вси побегоша» (Ермолинская летопись); «Бог же, превозношения ради их и множества грехов наших, попусти худому оному и малому безбожных воиньству одолети им тьмочисленыя полки християньския, яко неправедне ходящим и своих преже губящих» (Степенная книга)
Эти детали были убраны из московских летописей.
По их мнению, грех, за который московская армия была разгромлена, был в другом: по дороге от Москвы к Туле москвичи не преминули заняться грабежом: «все пограбиша у своего же православного христьянства, и мучаху людей из добытка, и животину бьюще, назад себе отсылаху, а ни с чим же не разоидяхуся, все грабяху и неподобная и скверная деяху» (ПСРЛ. Т. 26. сс. 192–193). Путь от Москвы до Белева шел через Серпухов, Тарусу, Лисин и Калугу.
После разгрома татарами остатки московской дружины были добиты ранее ограбленными ими русскими крестьянами: «а инех бесчисленое множество побьено бысть и от своих хрестьян, которых, идучи к бою тому, грабили» (Ермолинская летопись // ПСРЛ. Т. 23. М., 2004. С. 149—150).
Но в верховьях Оки московской цензуры не было. В белевском течении реки гостунский образ святого Николы был наиболее чтимым, с ним и сохранилось сказание, согласно которому московские войска были наказаны еще и за то, что обманули Николу Чудотворца (то есть нарушили договор, в котором он выступал поручителем).
Р. А. Беспалов. Культ Николы Чудотворца в верховьях реки Оки и Белевская битва 1437 года // Вестник «Альянс-Архео». Вып. 20. — Ì.; ÑÏá.: Àëüÿíñ-Àðõåî, 2017.
Публикация самого Николо-Гостунского сказания тут:
Снегирев И. М. Москва. Подробное историческое и археологическое описание города. Т. 1. М., 1865. С. 182.
